Троллейбус моей юности

Я уже давно не езжу в троллейбусах, да и в маршрутках от случая к случаю. В основном передвигаюсь по городу на такси или своей машине. Но недавно мы возвращались с семьей с вечеринки и долго ждали «топик» на остановке. Они шли один за одним, забитые, с толпой стоячих пассажиров. И тут подъехал «рогатый», совершенно пустой. В двенадцать ночи — с каких пор они стали ходить так поздно?

Мы сели в троллейбус, и к нам подошла кондукторша. «А я ее помню, — сказал муж после того, как мы расплатились. — Она работала кондуктором еще тогда, пятнадцать лет назад, когда я ездил к тебе на свидания. Всегда только на троллейбусах, потому что у меня был проездной, а денег не было».

За окном проплывал спящий в летнем зное город, а мы смотрели на огни и вспоминали.

Троллейбус всегда манил меня своей загадочностью. Помню, мы покупали в ларьке на остановке книжечки билетов, склеенные вручную из старых открыток — 20 штук на рубль. Потом бережно отрывали их и засовывали в компостер — у каждого троллейбуса был свой набор дырочек. Прокомпостированные билетики я собирала, а потом рассматривала. Мне казалось, что эти рисунки имеют какой-то смысл, что это тайная буква или символ, значение которого я пойму, когда стану взрослой.

В пять лет я ушла из дома с моим соседом и старшим другом Сашкой. Мы договорились уехать в кругосветное путешествие на «девятке», ходившей с проспекта Победы в центр.

Помню даже конечную цель нашей прогулки. Мы хотели услышать фразу «следующая остановка Холодильник», сказанную автоматом — она нас почему-то ужасно веселила, а потом, как взрослые, выйти на Большой Морской и пересесть в новый троллейбус того же маршрута.

Все прошло тихо, нас, малышей, никто не заметил. Но дома хватились. Пока мы наворачивали третий круг на троллейбусе, наслаждаясь свободой, родители пробежали весь район от Дергачей до Максимовой дачи. Панику подняла мама Сашки, и ему в тот вечер сильно досталось — отец отлупил его ремнем. Меня родители не тронули, просто пристыдили. Они знали мою тягу к путешествиям, и понимали: никакими наказаниями выбить из меня ее не удастся.

Линии троллейбусных проводов на долгие годы были для меня «дорогой жизни», соединившей две половинки судьбы, расколотые переездом.

Когда мне было восемь, родители получили квартиру в новом районе, на Шевченко. Помню, как в первый раз оказалась на остановке ул. Меньшикова. Мы ждали троллейбус, а я смотрела на широченную, трехполосную дорогу и высотки и думала, что так, наверное, выглядит Москва.

Вся моя детская биография осталась там, на Корабельной. В новом районе меня встретили несколько пахнущих краской свеженьких домов, школа и два магазина. Вокруг степь с пятнами усадеб херсонесской поры, вдали виднеется лес. А рядом с домом — стройки, стройки, стройки. Тогда их никто не огораживал. Прямо перед глазами зияли котлованы, валялись разломанные «леса», стояли бочки с гудроном и навалы бетонных панелей.

Мы, дети, гуляли прямо посреди этой роскоши, постоянно придумывая себе занятия, переходящие за грани разумного: прыжки с крыши подъезда, экспедиции по канализационному коллектору, который приходилось преодолевать ползком, вымачивание разных предметов в смоле с последующим поджиганием. Кстати, позже я узнала, что из-за наших шалостей в доме моей знакомой больше десяти лет не было лифта, потому что мы с друзьями-мальчишками выкрали со стройки кнопочную панель от него и утащили к себе в «штаб». Новую кооператив так и не закупил, сдал дом без лифта, и пришлось целому подъезду вплоть до конца двухтысячных ходить на десятый этаж пешком.

Несмотря на интересный досуг, новый район после старых парков и тихих кривых улочек Корабельной казался мне безжизненной пустошью. Я сильно тосковала по своим друзьям и при каждом удобном случае меняла три часа своей жизни на возможность увидеться с ними — именно столько занимала в те годы дорога с двумя пересадками в оба конца.

Долгих четыре года я ездила в старую школу. Не хотела расставаться с одноклассниками, балетным кружком и уроками немецкого. Утро было испытанием. По размокшим грунтовым дорогам, превращающимся после дождя в непролазную грязь, нужно было дойти до остановки на Столетовском проспекте, сесть в забитый до отказа автобус, идущий из Казачки, и доехать на нем до ЦУМа.

Как ни странно, я очень любила именно «час пик», когда автобус был переполнен. Тогда был шанс, что меня зажмут хорошенько, и я смогу, облокотившись на кого-нибудь, поспать еще немного. Потом была пересадка в «десятку», больше напоминающая штурм хорошо укрепленной позиции противника, где главной задачей было не потерять в суматохе маму.

В центре — еще одна пересадка, проще - на кольце многие выходили. Если не удавалось занять сидячее место, я залезала либо на небольшую ступеньку под задним стеклом, либо на деревянный ящик у переднего сидения. И снова спала, положив голову на рюкзак с учебниками. Из-за бесконечных задержек — о расписании в те годы мало кто заботился, автобус мог прийти с опозданием на 30-40 минут — мне приходилось вставать в пять утра, чтобы вовремя попасть в школу. Страх опоздания прочно въелся в подсознание, до сих пор я выбираю работу со свободным графиком, ни в какую не соглашаясь приходить в офис ко времени.

В шестом классе родители перевели меня в школу у дома, в пяти минутах ходьбы. Но ездить на троллейбусах я не перестала, как и ходить по городу пешком. Мои одноклассники с трудом представляли, где находится площадь Ластовая или улица Хрюкина, а я обошла и объездила весь город — просто так, из любопытства.

Мои родители уважали мою дружбу с бывшими одноклассниками с Корабельной и покупали мне в начале месяца ученический проездной.

К тому времени автобус из Казачки, маршрут которого лежал по Столетовскому проспекту, стал ходить совсем плохо, и, чтобы гарантированно уехать, нужно было в любую погоду и в любое время суток идти по пустырю до остановки ул. Степаняна — ровно 20 минут.

Помню, как я мерзла зимой под обжигающим морским ветром в своей курточке на рыбьем меху, старых потертых джинсах и единственных китайских кроссовках, у которых дерматиновый верх от носки превратился в дырявую тряпочку, а подошва треснула и через щель был виден носок. Как боялась идти этим путем ночью, особенно после того, как на нем стали регулярно бить и грабить прохожих.

Перманентный холод, голод и мокрые ноги сопровождали нас в то время везде. И жажда общения, которая гнала нас из дома в любую погоду. Телефонов не было — ни мобильных, ни стационарных. Мы с подругой договаривались встретиться в определенный день и час иногда на несколько месяцев вперед. В последний день осенних каникул могли расстаться, обнявшись, а в следующий раз увидеться уже на зимних, если повезет.

Бывало, потратишь полтора часа, приедешь под двери, чтобы задать единственный вопрос «А Н. выйдет?» и обнаружишь, что дома никого нет. Или того хуже — мама не пускает. И едешь, обиженная, домой, не зная куда прятать слезы от невысказанных подростковых проблем, секретов и мечтаний.

Иногда проездного у меня не было - родители забывали купить или я его теряла. И тогда я шла к друзьям пешком.

В этом случае тоже не было уверенности, застану ли я кого-то дома. Я вполне могла поцеловать замок, потоптаться немного у подъезда, чтобы не пропустить случайную встречу, и уйти восвояси. А наутро узнать, что подруга отлучилась в магазин за хлебом буквально на пять минут, и мы разминулись.

Позже мы стали оставлять друг другу записочки с указанием времени и места встречи. Тоже без гарантии - не было уверенности, что адресат ее прочитал. Или пытались передать друг другу сообщение по телефону. Ни у меня, ни у большинства моих друзей дома телефона не было, приходилось звонить с автомата соседям или родственникам, и снова надеяться на встречу и ждать.

Однажды таким образом мне назначил свидание парень, который мне очень нравился. На остановке троллейбуса в полпятого вечера. Я приехала, опоздав на полчаса для приличия, и он встретил меня, широко улыбаясь. Только через несколько дней я узнала, что, оказывается, опоздала больше чем на час. Моя бабушка, которой он звонил, чтобы позвать меня погулять, что-то перепутала, и передала мне более позднее время. Он мужественно ждал меня на морозе, не отступая ни на шаг. Сейчас, в век мобильных телефонов, такую романтику сложно представить.

В те годы о кафе или кино мы даже мечтать не могли — у нас совсем не было денег. Поэтому троллейбус был идеальным местом встреч, переговоров и даже свиданий.

Особенно зимой, когда на улице холодно и промозгло, а внутри тепло и уютно. Вечером, когда в салоне совсем мало народу, приятно посидеть рядом с симпатичным тебе человеком и поговорить о чем-то важном, известном только вам двоим.

Очарование дороги, мечтательное созерцание. Я обожала ездить в троллейбусе одна, глядя на пробегающие в окнах огни домов и додумывая жизнь их обитателей. Могла часами наблюдать за пассажирами и работой кондукторов, зависая в каком-то безвременье. И это помогало: все проблемы отступали на второй план, мысли очищались от суеты, а душа успокаивалась.

А еще я помню день, когда впервые «изменила» троллейбусу. Это случилось после одного из самых оглушительных событий моей детской жизни: моего друга, с которым я пошла погулять, сбила на переходе машина. Нас вместе на скорой помощи отвезли в больницу, я держала его за руку, а он шептал мне, что не хочет умирать. Потом он два часа в голос кричал за дверью травмпункта, а я думала: кричит, значит, жив.

Он выжил, и мы даже видимся с ним иногда. Но в тот день я была раздавлена ужасом надвигающейся смерти. Вышла из больницы на ватных ногах и пошла на остановку. Было очень поздно, и мне ничего не оставалось как поехать на «топике». Я была единственной в салоне, села на переднее сидение старенького РАФика. Рядом с водителем было тепло и уютно, тихая музыка успокаивала.

Я почувствовала себя совсем взрослой, бывалой. Ведь сегодня я видела кровь, много крови, но не дрогнула, не сломалась, не заплакала. Я была горда собой, почти счастлива. И ехала как королева, впервые за деньги - 25 копеек, хотя «топики» ходили в наш район уже несколько лет. Теперь, чтобы испытать что-то похожее, мне нужно, наверное, спасти целый город, а затем сесть за штурвал собственного вертолета и улететь в закат.

Когда я познакомилась с будущим мужем, мой статус был уже несоизмеримо выше. Я была студенткой, получала повышенную стипендию, ездила на «топиках» каждый день. А он еще учился в школе, и в его карманах гулял ветер. Единственная возможность увидеть меня — все тот же ученический проездной на троллейбус. Единственная возможность услышать — телефон автомат. У него дома не было стационарного телефона, а у меня уже был.

Настало время его рыцарской романтики. Полуночные походы через пустырь до остановки, долгие минуты ожидания троллейбуса под дождем и на ветру, ночевка на лавочке, когда «рогатый» так и не приходил.

Чтобы иметь возможность поговорить со мной, он каждый день устраивал рейды по городскому кольцу - обшаривал телефоны-автоматы в поисках забытой мелочи в лотках для сдачи. Однажды ему улыбнулось счастье: кто-то забыл едва начатую карточку «Укртелекома», обеспечившую нам сто минут задушевных разговоров.

Все это я смогла оценить только сейчас, спустя годы, когда большинство моих друзей находится у меня в руке - в мобильном телефоне, по которому я могу достать их в любой день и час. Тогда это казалось фантастикой, а ежедневные жертвы ради душевной близости — обыденностью. Сейчас все с точностью до наоборот.

Эти волнительные встречи, записочки и томительные минуты ожидания уже, конечно, не вернуть. Но я обязательно при случае прокачусь вечерком в троллейбусе, чтобы еще раз прочувствовать волшебство дороги и удивительное предвкушение скорой встречи — с теми, кто дорог. С кем я мысленно разговариваю до сих пор.

Екатерина Резникова